Максим Карпенко пробыл в плену с пулей в ноге 3 месяца и 20 дней. ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ...

Почти полтора месяца, с 5 сентября 2014 года, 37-лет-него Максима Карпенко считали пропавшим без вести. И только в октябре бойцы 41 -го батальона, в котором служил Максим, сообщили представителям Комитета по защите участников АТО и их семей, что он в плену, ранен и находится в Горловской больнице №2.

По словам Тамары Стратилат — председателя местной Лиги «Деловая женщина», которая в условиях непровозглашенной войны возглавила еще и упомянутый Комитет, узнав об этом, они начали думать, как освободить нежинца.

- Обращались к афганцам, которые ведут переговоры с сепаратистами, к тернопольским волонтерам, которые предлагали похитить пленного, - не вышло. Было еще несколько неудачных попыток освободить земляка. Тогда я поехала в Министерство обороны Украины. К моему большому удивлению, в списке пленных Максима Карпенко не было. И только обращение к советнику заместителя министра обороны Украины Василию Будику, который занимается вопросами освобождения военнослужащих из плена, прояснило ситуацию - 26 декабря он сам позвонил нам и сказал: «Встречайте своего нежинца!» Максим был одним из 146 украинских граждан, освобожденных тогда из плена.

ЛЕЖАЧЕМУ ПРОСТРЕЛИЛИ ОБЕ НОГИ

Максим Карпенко — симпатичный молодой мужчина, на нем куртка цвета хаки, а в руках палка, без которой он сейчас не может пройти и нескольких метров.

О себе рассказывает: родился 28 июня 1977 года в Киргизии в семье военного. Когда ему было 6 лет, семья из Ашхабада переехала на Черниговщину. Окончил школу в селе Дуболуговка Нежинского района. Выучился в Чернигове на электрогазосварщика. Делал плитку для дорог. Летом прошлого года попросился на войну, о чем не сожалеет.

...Его 41-й батальон дислоцировался возле Ждановки — между Дебальцево и Енакиево. В плен Максим попал, когда, оставив оружие на блокпосту, поехал попутной машиной в Енакиево, чтобы купить воду, которой у бойцов не было. Машина остановилась возле ближайшего магазина. Максим вышел, но не успел сделать и нескольких шагов, как перед ним появился боевик с автоматом и тут же вызвал по мобильному своих. Вскоре боевиков было уже пятеро.

— Я выхватил из кармана гранату - и увидел страх в глазах сепаратистов. Они стали заверять меня, что только проверят документы и отпустят. Я поверил и отдал им гранату. И вдруг у меня потемнело в глазах - от удара по голове сзади. Я упал... Один из боевиков допытывался: «С кем ты пришел?» Когда я сказал, что один, мне, лежачему, прострелили сначала левую ногу, потом - правую.

Когда мне в рот вставили дуло пистолета, страшно не было. Подумал: «Ну вот теперь и встречусь с мамой». В тот день было 40 дней, как ее не стало. Кстати, когда после маминых похорон я вернулся в зону АТО, мне постоянно казалось, будто кто-то за мной ходит. Обернусь - никого. Наверное, то была мамина душа.

Увидев в моем военном билете повестку, сепаратисты решили не убивать меня. Один из них сказал:«Свяжите его, обменяем на кого-нибудь!» И повезли в енакиевскую больницу. Когда меня туда занесли, потому что сам я ходить не мог, врач, осмотрев меня, заметил: «Если бы везли дальше - живым не доехал бы, истек кровью».

Он зашил Максиму рану на левой ноге и сказал, что в правой — пуля, но он ее доставать не будет. И все это под надзором двух боевиков с автоматами.

— Потрясением для меня стало то, что меня хотела задушить медсестра, у которой во время обстрелов погибла дочь. Она вошла в палату, схватила подушку и накрыла меня. Но врач успел оторвать обезумевшую от горя женщину.

После операции я сломал градусник и проглотил ртуть - не хотел жить, — признается Максим. — Мне промыли желудок. Помню, на подоконнике сидел голубь. И опять у меня было такое ощущение, что это мама прилетела ко мне.

В палате с Максимом лежали двое. Один — местный, которого подстрелили в комендантский час. Еще один раненый был из боевиков.

— Люди разные и там, - убеждает Максим. — Вот этот боевик смотрит на меня и говорит: «Мы вчера разбили колонну ваших». А затем опускает голову и добавляет: «Только ведь в ней были такие же ребята, как и мы».

ПЛЕН

На следующий после операции день Максима отправили в Горловку.

— Там меня бросили в подвал прямо с больничной койки - в чем мать родила, на мне была только простыня. Со мной были также белорусы — отец и сын. Их поймали где-то на дороге, отобрали машину, деньги и бросили в подвал. Надзиратель Юра тайком снимал с них наручники, чтобы руки отдохнули. Юра - нормальный парень, хотя и за ДНР. Мы подружились. Если бы не он, меня, возможно, уже не было бы.

А еще там была комната для допросов, из которой доносились нечеловеческие вопли.

Четыре дня мне, как и другим пленным, не давали есть и пить. А пить после наркоза хотелось так, что я нашел в этом подвале какой-то стаканчик, помочился в него и выпил. Охранявшие нас боевики никого ко мне не подпускали. Даже медсестру, которая оказывала помощь другим пленным. Пока не пришел их главный и сам не позвал медика. Так я опять попал в больницу — Горловскую городскую №2. Там ко мне относились нейтрально (мол, люди — как игрушки политиков), хотя были и такие, кто хохотал:«Посмотрите на живого укропа!» Были и сочувствовавшие: медики приносили варенье, а апельсины и чай мне приносил даже один боевик по прозвищу Ерш. Хотя он скорее исключение: если среди медиков большинство относится к пленным нормально, то надзиратели. .. Главное их оружие даже не автомат, а унижение человеческого достоинства...

НА СВОБОДЕ

В Нежинской городской больнице Максиму наконец-то извлекли пулю из ноги. Его ждет долгая реабилитация в Черниговском военном госпитале. Теперь у него другая жизнь — без выстрелов и враждебных лиц. Но привыкнуть к ней непросто.

— Смотришь - все целое, спокойно ходят люди. Все вроде как-то не так! — говорит Максим. - Там же тебя бьют, а ты молчишь. Тебя еще сильнее бьют. Перед глазами все белое. Потом появляются картинки. И окончательный удар бросаете беспамятство... Теперь я здесь, а там умирают ребята. Для чего эта война?..

Источник